Иван Бунин. Сны Чанга
1916, Васильевское
1. Не все ли равно, про кого говорить? Заслуживает того каждый из живших
на земле.
Некогда Чанг узнал мир и капитана, своего хозяина, с которым
соединилось его земное существование. И прошло с тех пор целых шесть лет,
протекло, как песок в корабельных песочных часах.
Вот опять была ночь - сон или действительность? - и опять наступает
утро - действительность или сон? Чанг стар, Чанг пьяница - он все дремлет.
2. На дворе, в городе Одессе, зима. Погода злая, мрачная, много хуже даже
той, китайской, когда Чанг с капитаном встретили друг друга. Несет острым
мелким снегом, снег косо летит по ледяному, скользкому асфальту пустого
приморского бульвара и больно сечет в лицо ... В такие дни жизнь в городе
начинается не рано. Не рано просыпаются и Чанг с капитаном. Шесть лет -
много это или мало? За шесть лет Чанг с капитаном стали стариками, хотя
капитану еще и сорока нет, и судьба их грубо переменилась. По морям они
уже не плавают - живут "на берегу", как говорят моряки, и не там, где жили
когда-то, а в узкой и довольно мрачной улице, на чердаке пятиэтажного дома,
пахнущего каменным углем.
3. Было когда-то две правды на свете, постоянно сменявших друг друга: п
ервая та, что жизнь несказанно прекрасна, а другая - что жизнь мыслима
лишь для сумасшедших. Теперь капитан утверждает, что есть, была и во веки
веков будет только одна правда, последняя, правда еврея Иова, правда мудреца и
з неведомого племени, Экклезиаста. Часто говорит теперь капитан, сидя в пивной:
"Помни, человек, с юности твоей те тяжелые дни и годы, о коих ты будешь говорить:
нет мне удовольствия в них!"
4. Но, проснувшись, капитан не открывает глаз. Что он в эту минуту думает,
не знает даже Чанг, лежащий на полу возле нетопленного камина, из которого
всю ночь пахло морской свежестью. Чангу известно только одно: то, что
капитан пролежит так не менее часа. И потому, задремывая в этот утренний час,
Чанг видит сон томительный, скучный...
5. Видит он:
Поднялся на палубу парохода старый, кислоглазый китаец, опустился на
корячки, стал скулить, упрашивать всех проходящих мимо, чтобы купили у него
плетушку тухлых рыбок, которую он принес с собою. Был пыльный и холодный
день на широкой китайской реке. В лодке под камышовым парусом, качавшейся на
речной мути, сидел щенок, - рыжий кобелек, имевший в себе нечто лисье и
волчье, с густым жестким мехом вокруг шеи, - строго и умно водил черными
глазами по высокой железной стене пароходного бока и торчком держал уши.
6. - Продай лучше собаку! - весело и громко, как глухому, крикнул китайцу
молодой капитан парохода, без дела стоявший на своей вышке. Китаец, первый
хозяин Чанга, вскинул глаза кверху, оторопел и от крика и от радости, стал кланяться
и цокать: "Ve`y good dog, ve`y good!" - И щенка купили, - всего за целковый, - назвали
Чангом, и поплыл он в тот же день со своим новым хозяином в Россию и вначале,
целых три недели, так мучился морской болезнью, был в таком дурмане, что даже
ничего не видел: ни океана, ни Сингапура, ни Коломбо...
7. Но тут сон Чанга обрывается.
Чанг вздрагивает и открывает глаза: это уже не волна с пушечным
выстрелом ударила в корму - это грохнула где-то внизу дверь, с размаху
кем-то брошенная. И вслед за этим громко откашливается и медленно встает со
своего вдавленного одра капитан. На комоде стоит начатая бутылка водки.
Капитан пьет прямо из горлышка и, слегка задохнувшись и отдуваясь в усы,
направляется к камину, наливает в плошку, стоящую возле него, водки и для Чанга.
Чанг жадно начинает лакать. А капитан закуривает и снова ложится.