1916, Васильевское

 

1. Не все ли равно, про кого говорить? Заслуживает того каждый из жившихна земле. Некогда Чанг узнал мир и капитана, своего хозяина, с которым соединилось его земное существование. И прошло с тех пор целых шесть лет,протекло, как песок в корабельных песочных часах. Вот опять была ночь - сон или действительность? - и опять наступает утро - действительность или сон? Чанг стар, Чанг пьяница - он все дремлет.

 

2. На дворе, в городе Одессе, зима. Погода злая, мрачная, много хуже дажетой, китайской, когда Чанг с капитаном встретили друг друга. Несет острыммелким снегом, снег косо летит по ледяному, скользкому асфальту пустогоприморского бульвара и больно сечет в лицо ... В такие дни жизнь в городе начинается не рано. Не рано просыпаются и Чанг с капитаном. Шесть лет - много это или мало? За шесть лет Чанг с капитаном стали стариками, хотя капитану еще и сорока нет, и судьба их грубо переменилась. По морям они уже не плавают - живут "на берегу", как говорят моряки, и не там, где жили когда-то, а в узкой и довольно мрачной улице, на чердаке пятиэтажного дома, пахнущего каменным углем.

 

3. Было когда-то две правды на свете, постоянно сменявших друг друга: первая та, что жизнь несказанно прекрасна, а другая - что жизнь мыслима лишь для сумасшедших. Теперь капитан утверждает, что есть, была и во веки веков будет только одна правда, последняя, правда еврея Иова, правда мудреца из неведомого племени, Экклезиаста. Часто говорит теперь капитан, сидя в пивной: "Помни, человек, с юности твоей те тяжелые дни и годы, о коих ты будешь говорить: нет мне удовольствия в них!"

 

4. Но, проснувшись, капитан не открывает глаз. Что он в эту минуту думает,не знает даже Чанг, лежащий на полу возле нетопленного камина, из котороговсю ночь пахло морской свежестью. Чангу известно только одно: то, чтокапитан пролежит так не менее часа. И потому, задремывая в этот утренний час, Чанг видит сон томительный, скучный...

 

5. Видит он: Поднялся на палубу парохода старый, кислоглазый китаец, опустился накорячки, стал скулить, упрашивать всех проходящих мимо, чтобы купили у негоплетушку тухлых рыбок, которую он принес с собою. Был пыльный и холодныйдень на широкой китайской реке. В лодке под камышовым парусом, качавшейся наречной мути, сидел щенок, - рыжий кобелек, имевший в себе нечто лисье иволчье, с густым жестким мехом вокруг шеи, - строго и умно водил чернымиглазами по высокой железной стене пароходного бока и торчком держал уши.

 

6. - Продай лучше собаку! - весело и громко, как глухому, крикнул китайцумолодой капитан парохода, без дела стоявший на своей вышке. Китаец, первый хозяин Чанга, вскинул глаза кверху, оторопел и от крика и от радости, стал кланяться и цокать: "Ve`y good dog, ve`y good!" - И щенка купили, - всего за целковый, - назвали Чангом, и поплыл он в тот же день со своим новым хозяином в Россию и вначале, целых три недели, так мучился морской болезнью, был в таком дурмане, что даже ничего не видел: ни океана, ни Сингапура, ни Коломбо...

 

7. Но тут сон Чанга обрывается. Чанг вздрагивает и открывает глаза: это уже не волна с пушечнымвыстрелом ударила в корму - это грохнула где-то внизу дверь, с размахукем-то брошенная. И вслед за этим громко откашливается и медленно встает сосвоего вдавленного одра капитан. На комоде стоит начатая бутылка водки. Капитан пьет прямо из горлышка и, слегка задохнувшись и отдуваясь в усы, направляется к камину, наливает в плошку, стоящую возле него, водки и для Чанга. Чанг жадно начинает лакать. А капитан закуривает и снова ложится.

 

8. И капитан лежит и курит. Кончив лакать, ложится и Чанг. Он вскакивает на кровать, свертывается клубком у ног капитана и медленно вплывает в то блаженное состояние, которое всегда дает водка. Полузакрытые глаза его туманятся, он слабо глядит на хозяина и, чувствуя все возрастающую нежность к нему, думает то, что можно выразить по-человечески так: "Ах, глупый, глупый! Есть только одна правда на свете, и если бы ты знал, какая эта чудесная правда!" И опять не то снится, не то думается Чангу то далекое утро, когда, после мучительного, беспокойного океана, вошел пароход, плывший из Китая с капитаном и Чангом, в Красное море...

 

9. [капитан] стал рассказывать Чангу о том, что он везет его в Одессу, на Елисаветинскую улицу, что на Елисаветинской улице есть у него, у капитана, во-первых, квартира, во-вторых, красавица-жена и, в-третьих, чудесная дочка, и что он, капитан, все-таки очень счастливый человек.- Все-таки, Чанг, счастливый! - сказал капитан, а потом добавил:

 

10. - Дочка эта самая, Чанг, девочка, резвая, любопытная, настойчивая, -плохо тебе будет временами, особливо твоему хвосту! Но если бы ты знал,Чанг, что это за прелестное существо! Я, братец, так люблю ее, что дажебоюсь своей любви: для меня весь мир только в ней, - ну, скажем, почти вней, - а разве так полагается? Да и вообще, следует ли кого-нибудь любитьтак сильно? - спросил он. - Разве глупее нас с тобой были все эти ваши Будды, а послушай-ка, что они говорят об этой любви к миру и вообще ко всемутелесному - от солнечного света, от волны, от воздуха и до женщины, доребенка, до запаха белой акации! Или: знаешь ли ты, что такое Тао,выдуманное вами же, китайцами? Я, брат, сам плохо знаю, да и все плохо знаютэто, но, насколько можно понять, ведь это что такое? Бездна-Праматерь, онаже родит и поглощает и, поглощая, снова родит все сущее в мире, а иначесказать - тот Путь всего сущего, коему не должно противиться ничто сущее. Аведь мы поминутно противимся ему, поминутно хотим повернуть не только,скажем, душу любимой женщины, но и весь мир по-своему! Жутко жить на свете,Чанг, - сказал капитан, - очень хорошо, а жутко, и особенно таким, как я! Ужочень я жаден до счастья и уж очень часто сбиваюсь: темен и зол этот Путь,или же совсем, совсем напротив?

 

11. И, помолчав, еще прибавил; - Главная штука ведь в чем? Когда кого любишь, никакими силами никто незаставит тебя верить, что может не любить тебя тот, кого ты любишь. И воттут-то, Чанг, и зарыта собака. А как великолепна жизнь, Боже мой, каквеликолепна! Чанг сидел на диване, слушая капитана. Капитан, гладивший голову Чанга, спихнул его на пол - "нет, брат, жарко!" – сказал он, - но на этот раз Чанг не обиделся: слишком хорошо было жить на свете в этот радостный полдень. А потом... Но тут опять прерывается сон Чанга.

 

12. - Чанг, идем! - говорит капитан, сбрасывая ноги с кровати. И опять судивлением видит Чанг, что он не на пароходе в Красном море, а на чердаке вОдессе, и что на дворе и впрямь полдень, только не радостный, а темный, скучный, неприязненный. И тихо рычит на капитана, потревожившего его.

 

13. Да, вот уже два года, изо дня в день, занимаются Чанг с капитаном тем,что ходят по ресторанам. Там они пьют, закусывают, глядят на других пьяниц,пьющих и закусывающих рядом с ними, среди шума, табачного дыма и всякогозловония. Чанг лежит у ног капитана, на полу. А капитан сидит и курит,крепко положив, по своей морской привычке, локти на стол, ждет того часа,когда надо будет, по какому-то им самим выдуманному закону, перекочевать вдругой ресторан или кофейню: завтракают Чанг с капитаном в одном месте, кофепьют в другом, обедают в третьем, ужинают в четвертом. Обычно капитанмолчит. Но бывает, что встречается капитан с кем-нибудь из своих прежнихдрузей и тогда весь день говорит без умолку о ничтожестве жизни и поминутноугощает вином то себя, то собеседника, то Чанга, перед которым всегда стоит на полу какая-нибудь посудинка. Именно так проведут они и нынешний день.

 

14. Зимний день короток, а за бутылкой вина, за беседой с приятелем он ещекороче. И вот уже побывали Чанг, капитан и художник и в пивной, и в кофейне,а теперь сидят, пьют в ресторане. И опять капитан, положив локти на стол,горячо уверяет художника, что есть только одна правда на свете, - злая инизкая. - Ты посмотри кругом, говорит он, ты только вспомни всех тех, чтоежедневно видим мы с тобой в пивной, в кофейне, на улице! Друг мой, я виделвесь земной шар - жизнь везде такова! Все это ложь и вздор, чем будто быживут люди: нет у них ни Бога, ни совести, ни разумной цели существования,ни любви, ни дружбы, ни честности, - нет даже простой жалости. Жизньскучный, зимний день в грязном кабаке, не более...

 

15. Чанг не знает, не понимает, прав ли капитан; да ведь все мы говорим "не знаю, не понимаю" только в печали; в радости всякое живое существо уверено, что оно все знает, все понимает... и снова видит себя (Чанг) на пороге этого прекрасного мира, неразумным, доверчивым к миру щенком на пароходе в Красном море...

 

16. В эту ночь капитан привел Чанга в свою каюту, большую и уютную, мягкоосвещенную лампой под красным шелковым абажуром. На письменном столе, плотноуместившемся возле капитанской кровати, стояли там, в тени и свете лампы,два фотографических портрета: хорошенькая сердитая девочка в локонах,капризно и вольно сидевшая в глубоком кресле, и молодая дама, изображеннаяпочти во весь рост, с кружевным белым зонтиком на плече, в кружевной большойшляпке и в нарядном весеннем платье, - стройная, тонкая, прелестная ипечальная, как грузинская царевна. И капитан сказал, раздеваясь под шумчерных волн за открытым окном:

 

17. - Не будет, Чанг, любить нас с тобой эта женщина! Есть, брат, женскиедуши, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые отэтого сами никогда и никого не любят. Есть такие - и как судить их завсю их бессердечность, лживость, мечты о сцене, о собственном автомобиле, опикниках на яхтах, о каком-нибудь спортсмене, раздирающем свои сальные отфиксатуара волосы на прямой ряд? Кто их разгадает? Всякому свое, Чанг, и неследуют ли они сокровеннейшим велениям самой Тао, как следует имкакая-нибудь морская тварь, вольно ходящая вот в этих черных,огненно-панцырных волнах?

 

18. Но тут внезапно оглушает Чанга громовый грохот. Чанг в ужасевскакивает. Что случилось? Опять ударился, по вине пьяного капитана, пароходо подводные камни, как это было три года тому назад? Опять выстрелил капитаниз пистолета в свою прелестную и печальную жену? Нет, кругом не ночь, номоре и не зимний полдень на Елисаветинской, а очень светлый, полный шума идыма ресторан: это пьяный капитан ударил кулаком по столу и кричитхудожнику:- Вздор, вздор! Золотое кольцо в ноздре свиньи, вот кто твоя женщина!"Коврами я убрала постель мою, разноцветными тканями египетскими: зайдем,будем упиваться нежностью, потому что мужа нет дома..." А-а, женщина! "Домее ведет к смерти и стези ее - к мертвецам..." Но довольно, довольно, другмой. Пора, запирают, - идем!

 

19. И через минуту капитан, Чанг и художник на темной улице, где ветер сснегом задувает фонари. Капитан целует художника, и они расходятся в разныестороны. Чанг, полусонный, угрюмый, бочком бежит по тротуару за быстроидущим и шатающимся капитаном... Опять прошел день, - сон илидействительность? - и опять в мире тьма, холод, утомление...

 

20. Так, однообразно, проходят дни и ночи Чанга. Как вдруг, однажды утром,мир, точно пароход, с разбегу налетает на скрытый от невнимательных глазподводный риф. Проснувшись в одно зимнее утро, Чанг поражается великойтишиной, царящей в комнате. Он быстро вскакивает с места, кидается к постеликапитана - и видит, что капитан лежит с закинутой назад головой, с лицомбледным и застывшим, с ресницами полуоткрытыми и недвижными. И, увидев этиресницы, Чанг издает такой отчаянный вопль, точно его сшиб с ног и пополамперехватил мчащийся по бульвару автомобиль...

 

21. В этот день, возвратясь с кладбища, Чанг переселяется в дом своеготретьего хозяина - снова на вышку, на чердак, но теплый, благоухающийсигарой, устланный коврами, уставленный старинной мебелью, увешанныйогромными картинами и парчовыми тканями... Темнеет, камин полон раскаленными, сумрачно-алыми грудами жара, новый хозяин Чанга сидитв кресле. Он, возвратясь домой,  даже не снял пальто и цилиндра, сел с сигарой в глубокое кресло и курит, смотрит в сумрак своей  мастерской. А  Чанг лежит на ковре возле камина, закрыв глаза, положив морду на лапы.